
Неприятности начались утром. Нас разбудили в 6 часов утра сержанты - командиры отделений истошными криками и пинками. Построили в коридоре в форме №2, это сапоги, портянки, кальсоны, галифе и всё, остальное голое и лысое. Сами они, при этом были одеты полностью, только без шинелей и даже в перчатках. Затем нас выгнали на улицу, где был мороз около -10˚С, повышенная влажность и сильный ветер. Началась разминка и бег. Сержанты бегали очень легко и быстро, кто из курсантов отставал, тех запоминали для дополнительных тренировок. Вот тут мне и стало тоскливо. Затем, в течение дня нам не давали ни часа свободного времени. Постоянно чем-то загружали. В основном тупой работой. Потом я понял, почему. Чтобы у курсантов не оставалось времени и сил для тоски по дому. Отношение к нам было, весьма хамское, создавалось такое впечатление, что когда униженному, затюканному, убогому курсанту, надели сержантские погоны и дали власть, он начинал свои прошлые обиды вымещать на бесправных последователях. Были исключения это, как правило, сильные духом и физически развитые командиры, например, тот же сержант Битков. Но он, к сожалению, командовал не мной, а соседями по батальону. Более или менее прилично вели себя сержанты 1,5 года, очевидно, перебесились. Командиры до 2 лет вели себя снисходительно и практически занимались только собой, дембельской формой и альбомами.
Когда началась учеба, стало интереснее, особенно на практическом вождении. Но там свои проблемы. Механики-инструкторы на 99% были «срочники», то есть бывшие выпускники нашего же батальона. Их отбирали по признакам умения водить и каким-то ещё не очень понятным. Педагоги они были слабые. Методы обучения своеобразные. Если едешь за рычагами в БТРе, то инструктор стоит рядом на специальном сиденье, которое переворачивается на 180 для стояния или сидения. Когда что-то не так, инструктор бьёт тебя сапогом по ребрам и очень ощутимо. В танке инструктор сидит в башне и бьёт по голове точнее по шлемофону секцией от штатной антенны. Это алюминиевая трубка диаметром 10-12 мм. Кроме отсутствия педагогических навыков инструкторы не могут объяснить чего они хотят от курсанта, у большинства отсутствует дикция, а словарный запас состоит только из нецензурных выражений. Половина из них говорит с сильным прибалтийским акцентом и слабо знает русский язык. Всё это в сумме доходит до сознания курсанта через наушники шлемофона и ларингофоны низкого качества передачи звука. В результате слышен сплошной шум, треск и обрывки матерных фраз.
Учиться сложно, задаешь вопросы, инструктор связно ответить не может и только эмоционально выражается матом и знаками и от этого злится ещё больше. Впоследствии, когда сам стал инструктором, я учитывал накопленный опыт.
Позже, принимая во внимание все недостатки учителей, проводил в жизнь собственную школу обучения. Она заключалась в следующем. Я заставлял курсантов выучить несколько уроков, которые учитывали несовершенство техники, вооружения, дорог и прочего. Сначала я им рассказывал устно, затем давал читать плакаты, которые сам и рисовал. Далее учил практике.
У меня был девиз: -«никогда не бей учеников!» Курсанты всегда стремились попасть ко мне на упражнения, чем вызывали недовольство моих коллег. Самое интересное, я их учил более зверскими методами, но очевидно, справедливыми.
Я заставил связистов добиться максимально хорошего качества связи. При проведении занятий по вождению, я сначала в тишине около машины рассказывал курсантам тонкости и специфику данной техники. Показывал проблемные места ходовой танка. Например, при повороте в яме слетала гусеница, она выходила из зацепления с зубьями ведущего колеса. Для того, чтобы её надеть требовалось выбить палец, соединяющий траки, а так как головка пальца находится снаружи, то выбивать его нужно изнутри. Для этого следует заползти под днище и лёжа стучать кувалдой 8 или 16 кг. Пальцы, которые соединяют звенья гусеницы, обычно похожи на коленчатый вал и выбиваются с трудом. Все это я заранее рассказываю курсантам, но кто не понимает, пробуют это на своей шкуре. В такой ситуации я гуманно выдаю курсантам комбинезоны из дермантина, старые шлемофоны и вперёд, по очереди стучать. Заметил, что такие уроки очень эффективны. И похожих примеров много.
Практика стрельбы состояла из нескольких упражнений, в частности я должен был обучать курсантов стрельбе с тренажеров-качалок, стрельбе по целям на суше, на воде; вождению на суше, сбросу с плавающих средств и выезду на берег, боевой тактике и многому другому.
Наш танк состоял на вооружении нескольких родов войск и подразделений: - морская пехота; - морские пограничники; - морские десантники; - воздушные десантники; - разведчики всех родов войск; -обычная пехота и т.д. поэтому в нашей части все были одеты в различную форму. Кто к какому подразделению и в/части приписан, тот носил свою форму.
Самые большие неприятности у нас были с морскими пехотинцами, им ещё незрелым, там, на пункте приписки кто - то внушал, что они супермены, а все остальные независимо ни от чего должны их слушать и подчиняться.
Я часто извлекал из этого пользу. После любых занятий танк необходимо обслужить, это означает вымыть его внутри и снаружи, вычистить вооружение, заправить топливом, маслом и прочее. Самое противное мытьё, добраться до пола сложно, приходится висеть вниз головой и подбираться к труднодоступным местам с поролоновой губкой, смоченной в дизтопливе и ветошью. Для работ выделяли нескольких курсантов, в том числе и моряков. Я назначал морского пехотинца старшим над сухопутными курсантами, рассказывал, что требуется сделать. Сам уходил в палатку отдыхать, через 1,5 - 2 часа прибегал матрос и докладывал о готовности. Я его хвалил и разрешал называть на ты, но без свидетелей, для них это было большой радостью.
Основные занятия для будущих командиров – упражнение №2 по стрельбе с дорожек. На полигоне РУЦ (Рижский учебный центр) шесть дорожек боевых и столько же возвратных.
Цели для пушек и пулемётов появляются случайным образом в различных местах и на различном расстоянии. Тогда не было лазерных дальномеров, и расстояние до цели приходилось определять на глаз, затем вручную выставлять прицел. В танке уже использовался стабилизатор, который позволял пушке, спаренной с пулемётом стабильно «висеть» при сильной качке корпуса машины при движении. Управлялись пушка-пулемёт при помощи «джойстика» с двумя совмещёнными рукоятками и оснащёнными кнопками электроспуска для выстрела.
Моя задача, как механика-инструктора состояла в соблюдении скоростного режима. Танк, после прохождения через световой датчик должен подойти к концу дорожки через 12 мин. ±20 сек. Затем вернуться на исходный рубеж. За это время курсантам необходимо сделать 3 выстрела из пушки и несколько очередей из пулемёта. После нескольких занятий я уже с достаточной точностью умел определять расстояния до целей и местоположение всех возможных вариантов их появления. Самая противная цель «бегущий кабан», так мы называли какое-то бегающее чудо, вроде макета бронемашины.
Обычно занятия проходили следующим образом. Механик-инструктор, стоя у машины, принимает доклад курсанта-командира и его помощника. Затем они должны забраться в башню, подсоединиться к связи, зарядить пушку и пулемёт и доложить мне о готовности по внутренней связи. Я по внешней связи докладываю на вышку о готовности и получаю оттуда команду на выполнение упражнения.
С вышки офицеры наблюдают за всеми нашими действиями и фиксируют на своих приборах время моей езды и попадания в мишени курсантов. Мишени оснащены автоматикой, которая фиксирует попадания даже ночью.
Если я не помогаю курсантам, они зачастую даже не видят появление целей, не говоря уже об определении расстояния до них. Часто упражнение начинается так. Курсанты усаживаются в башне на свои места и чего-то ждут, не подсоединившись к радиостанции. При работающем двигателе общаться без связи не реально. На этот случай у меня припасён гаечный рожковый ключ 60 х 52, длиной 60 см. Я снизу из своего отсека управления при его помощи достаю до ног курсантов.
От ударов они начинают удивляться и задирать ноги. Затем суют удивлённые лица вниз и знаками спрашивают, чего я хочу?
Я показываю им свою «тангенту» это разъём - переключатель внутренней и наружной связи. Тогда они понимают и включаются. После этого выслушивают мои короткие комментарии, так как все пять соседних машин уже уехали, а мы ещё стоим, а вышка недовольна.
Едем, я молчу, вижу как пушка бродит туда сюда, справа налево и обратно. Цели появляются и падают, выстрелов нет, куда смотрят курсанты в четыре глаза и два прицела непонятно. Подъезжаю к концу дорожки, они понимают, что что-то не то и начинают палить, куда не поподя, чтобы отстреляться, два балла им за стрельбу обеспечено. Я здесь не причём, время и постоянство движения выдержал в пределах нормы.
Часто командир учебного взвода заранее перед стрельбами находит меня и просит, помоги моих вытащить на положительные оценки, мне скоро звезду получать, а показатели «хромают». Нет проблем, что не сделаешь за «кафе» это такой способ благодарности в полку.
Тогда я усиливаю внимание, слежу за курсантами, начиная с башни, сам туда заползаю, проверяю пушку, правильность заправки ленты пулемёта, обеспечиваю связь. Команда с вышки, поехали. При появлении цели кричу: -«командир, цель справа, аккуратно веди пушку без рывков; прицел 650 - ОФП; подводи стрелку снизу к центру, как будешь готов скажи и быстрее, не перепутай кнопки, правая - пушка, левая - пулемёт». Курсант докладывает: -«готов товарищ механик!», я аккуратно притормаживаю и командую: -«огонь». Отлично, попал. Вообще-то притормаживать по инструкции нельзя, но пыль и с вышки сложно уследить, сам проверял. Теперь не торопясь пушку влево, вниз, видишь, встал солдат противника, ставь прицел ГТ 100, левая кнопка, огонь короткой очередью. Молодец. Пушку прямо по курсу, прицел 400 – БП, ведём за движущейся целью, немного впереди, правая кнопка, огонь.... и т.д. При смышлёном курсанте-командире успех обеспечен. К сожалению, толку от таких занятий не много для практики, но для звезды лейтенанту годится.
На РУЦе были свои преимущества, по сравнению с в/ч 1332. Механики и курсанты жили в больших палатках с печным отоплением. Печка представляла собой бочку с решёткой, дверцей и прямой трубой с заслонкой. Печку по очереди обслуживали «молодые» это те же механики-инструктора 1-го года службы.
Я в свое время тоже дежурил у печки, дело не приятное, она очень прожорлива, дров не напасёшься. Стоит только сделать перерыв, палатка моментально остывает, и в истопника летят сапоги и плохие слова от «дембелей». Однажды осенью дожди лили как из ведра, дрова были настолько сырыми, что тонули в воде. Истопники, дежурившие передо мной, сожгли все нормальные дрова, которые могли гореть и оставили мне остывающую печь. Что делать?
А я недавно, пользуясь общей бесхозяйственностью, зажучил ящик с хозяйственным мылом, он стоял под моей кроватью, замаскированным. Это мыло никому не нужно, механики и я сам, обычно использовали, купленное в армейском магазине, мыло типа «Красная Москва», зарплата позволяла. Так вот я в качестве эксперимента, попробовал сжечь кусок мыла, и был поражен результатом. Оказывается, само мыло не горит, но поддерживает горение наподобие воска, только в несколько раз более интенсивно. Когда я начал пользоваться мылом с сырыми дровами, в палатке стало невыносимо жарко. Гул в трубе печи стоял немыслимый, и сапоги полетели уже по другому поводу. Научился регулировать температуру. Я, естественно, никому не рассказал секрет топки, но сам тихонько пользовался, запас мыла не бесконечен.
В полку я ездил старшим машины. Обязанность не простая. Машины были разные – это ЗИЛ-130, ГАЗ-66, ГАЗ-53 и даже Урал-375 и МАЗ. Машины предназначались для перевозки курсантов, механиков-инструкторов, обедов, запчастей и аккумуляторов. Ездили по очереди. Процедура получения автомобиля тоже хлопотная. Утром в автобатальон приходит толпа старших машин из всех подразделений полка, а машин столько и нет. А если есть, то водителей нет. Бывало, приходилось уговаривать водителя выехать, а он ночь не спал, например производил ремонт и не обязан ехать. А наш комбат подполковник Новиков (по латышски apaks`pulkvedis, апакшпулкведис) стоял у своего дома и контролировал выезд наших машин. Если он фиксировал опоздание, то наказывал, объяснения не принимались. Авторитет комбата был выше, чем у командира полка. Были в этом и свои преимущества. Достаточно в любом батальонном подразделении сказать: -«ПРИКАЗ КОМБАТА», сразу открывались все ворота, шлагбаумы, двери и прочее. Про меня, как старшего машины напишу позже.
Комбат вёл старенький потёртый блокнот, который я однажды, по его просьбе, обновлял, красиво переписывал. Там были кратко описаны различные деяния механиков и напротив каждой фамилии стояли цветные, карандашные значки. Например, «жёлтый» квадратик напротив фамилии Васильев и запись: -«угон танка за водкой».
Я заинтересовался и выслушал от коллег следующую историю.